И, скорее всего, это был мальчик лет пяти-семи.
До сих пор нам были известны лишь несколько рисунков на бересте новгородского мальчика Онфима, жившего лет за сто (или чуть больше) до постройки церкви Успения Богородицы на Волотовом поле.
Рисунки Онфима публиковались неоднократно, их можно найти, скажем, в книге академика Валентина Лаврентьевича Янина «Я послал тебе бересту…», последнее издание которой вышло в Москве в 1998 г.
Но рисунки Онфима куда более детские… Впрочем, на волокнистой бересте рисовать труднее, чем на мягкой глине.
Как и Онфим, волотовский художник тоже изображает человеческую ладонь в виде «грабелек» (есть у искусствоведов такой термин). Только у Онфима на руке от трех до восьми пальцев, а у волотовца всегда ровно три.
Оба они уже умеют писать, но считать еще не умеют.
Да и пишет наш рисовальщик с ошибками, хотя и вывел-то всего три буквы: И, От (омегу), О, пометив ими кормщика ладьи.
Похоже, что юных художник знал, что инициалами «И Омега» на фресках передается имя Иоанн (или Иона). Скажем, в Успенском соборе Владимира на фреске работы Андрея Рублева апостол Иоанн держит раскрытую книгу, на развороте которой первые две буквы его имени: И (десятеричное) и Омега. И такие же книги у апостолов Дмитриевского собора, только там буквы почти не сохранились.
Омега – редкая буква, а звучит она как «о». Вот это «о» автор рисунка «для надежности» и приписывает в качестве третьей, поясняющей буквы.
На рисунке волотовского мастера (впрочем, он мог жить и в самом Новгороде, и где-то еще, ведь кирпич, как правило, не изготавливали на месте) масса замечательных подробностей: у ладьи треугольный парус средиземноморского типа и голова дракона на скандинавском носу ладьи. Мачта спереди и сзади закреплена вантами, борта орнаментированы. У гребцов конусовидные шлемы с перьями.
Почему же я уверен, что это рисунок ребенка?
А вот почему:
– У меча в руке человечка, стоящего на носу ладьи, нет перекрестья, защищающего пальцы от вражеского клинка. Но крестовины на детских мечах и не было. В этом можно убедиться, побывав запасниках Новгородского и Староладожского музеев, но, впрочем, достаточно вспомнить те мечи, которые мы сами выстругивали в свои семь или восемь.
– Ладья изображена целиком, то есть вместе с килем, а волны у ее борта почти не отличимы от орнамента и идут только на фоне борта, повторяя изгиб самой ладьи. (То, что это волны, а не орнамент, видно лишь по геометрической неправильности их контура.)
– Гребец держит два весла, но оба они с одного борта. (Другое дело – кормщик, у которого и должно быть одно весло.) Автор рисунка уже знает, как работают кормилом (рулем), но на веслах он сам никогда еще не сидел.
– У людей нет шеи, нет плечей, руки растут прямо из боков, а вместо ног у держащегося за ванты меченосца – две прямых палочки.
У улыбающегося меченосца нос передан короткой палочкой (а не треугольником, как у гребца). Видимо, тут изображен ребенок, может быть, сам автор рисунка.
Неумелый рисунок при гениальной его композиции – это и есть доказательство того, что рисовал ребенок.
Андрей ЧЕРНОВ
P.S. Как объяснили мне петербургские психологи, занимающиеся детским творчеством, рисунок сделан действительно ребенком лет семи. О чем свидетельствует и так называемая «Я-фигура» на носу судна.