http://nik-shumilin.narod.ru/r_manuscript.html

Barbus
Спасибо за ссылку. Невозможно оторваться. Дочитал 7-ю главу. Выводы делать еще рано, но уже хочется сказать вот о чем.

Наверное так всегда было и так будет продолжаться в любое время и в любых ситуациях - жадные, подлые, трусливые и недалекие всегда выезжают на спинах и за счет пота, крови, а порой и ценой жизни честных, бескорыстных, порядочных и умных. Это какой то закон существования, что ли. Существования вида "человекосволочь". В основе которого лежит обыкновенный животный страх. Страх потерять удобства, жратву, тепло, положение, прочие блага, здоровье и саму жизнь. Страх, который заставляет обманывать, убивать, или элементарно эксплуатировать себе подобных используя власть, силу или капитал.
Все происходит точно так же и сегодня, просто тогда, в тех жутких условиях, суть этого закона обнажалась и была четче видна. Сейчас же умело прикрывается, маскируется и умалчивается. Что в итоге еще циничнее, страшнее, подлее. Теперь дети с пеленок начинают жить по этим неписанным правилам и пока взрослеют до уровня осмысления их, уже привыкают и ничего не хотят менять.
Скоро такое поведение станет безоговорочной нормой. Нормой для всех. И вот тогда, кто останется на "передовой"? Если все будут стремиться залезть друг другу на голову? Все же не могут быть наверху. Кто то должен стать очередным пушечным мясом, донором органов и просто рабочим "быдлом", для удовлетворения потребностей вышестоящих.
Скорее всего эта иерархия, эта "пищевая цепочка" останется навсегда. Какие то звенья ее могут добавляться или наоборот обрываться, могут меняться местами между собой, но суть ее сохранится навеки.

Ага, недаром раньше всё же было деление, на фронтовиков и ветеранов.
Теперь всё едино.

Хорошая книга! Правда до 5 главы только дошел. Читаешь и представляешь себя на их месте.

Что говорить , "фронтовик-ветеран". Хорошо что у нас еще не ставят памятников и не дают "героев россии" "фронтовикам-ветеранам" воевавшим против наших, не уравнивают их в правах с воевавшими с фашизмом.

Ну, у вас хоть тоже не все гладко наверное, но до присвоения звания героев бывшим полицаям не дойдет. Надеюсь.

У нас же все по другому. Менталитет накладывает свой отпечаток, да и президент бывший... как бы это сказать правильно... американизированный, что ли. А где Америка, там ЦРУ. Где ЦРУ там отголоски холодной войны. И сидят в этой конторе профи. Вот и намутили, заранее зная какой будет реакция России. Сложная вобщем игра идет. Вернее продолжается.

Но вроде наши нынешние нашли способ вернуть все назад. Типа звание героя Украины может носить только гражданин Украины. А Бандера таковым не является, т.к. этой стране счет ведут с 1991 года.
Обидно конечно, что таким окольным путем все делается, но это тоже политика. Наверное просчитали, что это лучший вариант. Хорошо хоть так.

Мой прадед по материнской линии во время войны прятал у себя семью евреев. Жили они тогда на хуторе. Бандеровцы из соседнего села узнали и пришли с наездом. Наверное хотели сдать немцам. В результате прадеда и его сына убили, предварительно поиздевавшись. А прабабушку ранили в грудь. От семьи осталось четыре девушки (дочери прадеда), одна из которых и стала потом матерью моей мамы.
И вот моя будущая бабушка (ей тогда исполнилось 14 лет), на себе принесла свою раненую маму... к родителям одного из бандеровцев, что убили ее отца и брата и предупредила, что если они не спрячут ее у себя или признаются сыну, то она сожжет их живьем. Старики спрятали мою прабабушку в сарае в навозе (он гниет и всегда теплый - дело было зимой) и когда пришел их сын с бандой они ему ничего не сказали. Этим спасли себя и дом.
А когда со временем в районе появился истребительный батальон НКВД, моя бабушка пришла к командиру с автоматом в руках (тогда уже этого добра навалом в лесах валялось) и попросилась на время помогать им в выявлении бандеровцев, т.к. местная и всех знает. Моталась с отрядом по лесам и вычисляла банду. В итоге лично расстреляла тех, кто убил ее отца и брата.

То есть я хочу сказать, что помимо двух дедов фронтовиков, у меня была еще и такая бабушка. И воспитывался я естественно по правильным понятиям. А недавно я захожу в садоводство, заплатить взнос за дачу, а там висит от руки нарисованный плакат: "Степан Бандера - герой Украины. Слава героям." Это председатель одного из массивов повесил, бывший замполит ментовки, теперь пенсионер - маразматик. Кроме того он в начале 90-х в Народный рух (националистическая партия) пристроился, а потом в веру ушел какую то. Короче проститутка.
И вот смотрю я на этот плакат и размышляю - бабушка моя наверное в гробу переворачивается, а я стою как лох и ничего сделать не могу. Все по закону, бля.

Так что главное сняли это звание, а как - уже не важно. Хотя недобитков разных еще полно на Украине. Даже молодых. Которых воспитывали их деды - бандеровцы и полицаи. Вот они свою линию и гнут. По крайней мере пытаются.

Да уж Бандеровцы, вроде с одной страны были с ними а они как поступали с русскими и евреями... Видел фотки их деяний-никогда не смогу забыть... Как можно было так поступать!?

Дааа, вот тяготы, вот несправедливость, читаю уже 15ю главу, описание очень понравилось.....

strannik., ваш рассказ заслуживает не меньшего уважения! Из таких вот эпизодов и складывается история людей...
А политика дело тонкое. Она всегда в чьих-то интересах. А нам простым людям делить нечего. Будь-то русские украинцы или евреи. Я в своё время служил в Одессе. Люди как люди. И Победа - это наш общий праздник.

serzh682
Бабушка заслуживает. Подросток ( девушка) в тяжелый момент принял правильное решение (причем не стандартное, дерзкое) и смог его выполнить. Оставь она маму в другом месте - возможно та и не выжила бы.

Про политику и политиков - отдельная тема. На мой взгляд политики это люди, которые мешают жить всем остальным. И делают это для того, чтобы хорошо жить самим. Паразиты , в прямом смысле.

Терпеть не могу националистов всех мастей и идей. Мы все живем на одной планете и далеко вокруг кроме нас никого нет. Значит мы все родня.
А нас все время пытаются разделить на страны, народы, национальности. "Разделяй и властвуй"
И это получается, потому что среди людей очень много идиотов, которые не видят дальше собственного забора и ведутся на всю эту хрень.
Как вообще узнать кто есть кто?
Территориально:
Ну вот я в СССР имел паспорт и в нем стояла национальность - русский. Союз распался, на месте где я жил и живу образовалась Украина. В новом паспорте графа с национальностью отсутствует. Теперь я просто гражданин Украины, хочу я этого или нет. Или в лес уходи.
А если я уеду в США - кто я буду?
По национальности:
Дед по отцу из Пензенской области, бабушка из Николаева. По маминоной линии бабушка местная (в 30 км от моего города родилась), а дед из Полтавской области.
Это я получается на 1/4 русский?
А кто у моих предков в роду был?
А моя дочь кто? Если у жены тоже и русские и украинцы ближайшие, а кто перед ними - неизвестно.
Так что если начинать искать кто к какому народу принадлежит - все запутаемся. У самого ярого приверженца национальной идеи найдутся в роду предки другой национальности.
Поэтому... пошли они все...-- --- , эти "разделители".
И те, кто в силу ограниченности своей и убогости, как стадо идут за поводырями.
А я оценивал и буду оценивать окружающих меня людей исключительно по их уму, делам, поступкам и т.д.

Победа общая, только для одних это "Праздник, со слезами на глазах", а другие... едут в село картошку сажать. И все из-за идиотизма человеческого и "разделительных идей"

DenAst
Дочитал 27-ую главу. Мне по прежнему интересно, но особо почему то не удивило ничего. Все жизненно.
И какой то подвох интуитивно чувствуется. Может это от того, что воспитан на советской литературе, а может... Дочитаю - разберусь.

Дал ссылку маме, на следующий день спросил ее мнение. Разговор был не долгий (на работу вызвали), но мама тоже заметила, что как то некоторые моменты не вяжутся, с тем что ее отец, мой дед рассказывал. А она с ним больше времени провела, чем я. Я многим просто не интересовался (вернее интересовался, но акценты расставлял не так, как сейчас), когда была возможность, а мама то с ним выросла.
Выберу время - позвоню поговорю - самому теперь интересно.

Из того что помню я: Спросил как то деда по поводу партизан (бабушка то была с ними связана, вот и зашел разговор), так он вскользь упомянул, что на передовой легче - о жратве думать не надо, т.к. снабжение регулярное.
И никаких жалоб по поводу "хлебова", как в этом произведении, в каждой главе.
Может конечно это потому, что дед мой до войны три голодовки пережил, когда неделями есть вообще нечего было, когда люди пухли и ему это "солдатское хлебово" на фронте привычным казалось. Благо что регулярно кормили.
Так что - все познается в сравнении.

Дед ротным не был - начинал в пехоте рядовым, а после ранения и Ташкентского госпиталя, по совету друга танкиста сказал что он тоже танкист и был направлен на переподготовку, как механик водитель.
Прошел курсы, переформирование, поехал на Урал получил самоходку на которой дошел до Венгрии. В р-не оз. Балатон САУ деда была подбита, дед ранен, контужен.
Опять госпиталь.
Войну закончил в Берлине в звании сержанта.
С 1945 года был начальником караула - охраняли поезда, на которых вывозилось из Германии оборудование заводов и прочие грузы (рассказывал что имели письменный приказ регламентирующий передвижение, подписанный лично Сталиным).
В 1948 году демобилизовался.

strannik.

Думаю, что именно воспитание на советской литературе сказывается, да и вообще старались романтизировать войну любую.
Переживания и ощущения, они же актуальны в сию минуту, а дальше затираются и со временем боль и страдания как-то притупляются, помнится хорошее, даже если этого хорошего было мало. Всё же человек оптимистичен по сути своей.
Читаешь и ловишь себя на мысли, что ничего нового с точки зрения логики нет. Всё так и должно было быть. И верю, что с едой было плохо, воруют и сейчас, и солдаты нынешние тоже бывает голодают. Просто мы уже привыкли к тому, что всё приукрашивают и любая правда без прикрас уже сенсация. Где-то прочитал воспоминания советского летчика, так он прямо тоже писал, что каждый раз боялся, когда вылетал на боевое задание. И про мысли свои "нехорошие", о смерти "озвучил". Т.е. я увидел человека, а не "терминатора" без страха и упрека. Обычно в произведениях и во многих воспоминаниях всё поверхностно, а интересны именно мелочи и настоящие, человеческие мысли и переживания. Вот из этого и складывается правда о человеке на войне.

Barbus
Да, похоже дело в советской литературе, в основном. Нет "приглаженности" и привычной "идеи". Нет счастливого окончания каждой главы, с подведением итогов и привязкой их к "курсу партии".

Но все равно, ощущается какая - то обида автора на советскую власть, вобщем. Старая обида, довоенная, затаенная. Или наоборот, современная. Не могу точнее выразить. Наверное когда дочитаю, что то изменится. А может и еще раз перечитаю, внимательно. А может я и преувеличиваю.

Просто с рассказами деда своего сравниваю и иногда... ну не совсем "срастается". С другой стороны, правда, что плохое забывается. Может по этому я слышал другие рассказы. Может дед не хотел психику мою неокрепшую нагружать.
Да и вообще он оптимист был. Часто шутил. Никого не "грузил" никогда.

И еще я вспомнил. Когда просили мы его рассказать о войне - всегда переводил разговор на другую тему. А вот когда в жизни разные ситуации случались неординарные, тогда он пояснял, воспитывал или высмеивал и "для закрепления материала" вставлял истории или просто короткие зарисовки их своей жизни. В такие моменты мы и узнавали от него о детстве, голодовках, войне и послевоенном времени.

strannik.

Честно говоря, не заметил я обиды на сов. власть в его воспоминаниях. А вот попытку показать разницу между фронтовиками, которые были на передовой и всеми остальными, которые надо отдать им должное ,по разным причинам в окопы не попали, но считались на фронте - я заметил.
Обида у автора только на таких людей - это они после войны старались правду о войне скрыть, что бы прикрыть свою трусость, это они затыкали рты правдивым писателям-фронтовикам и пытались "учить" и указывали на ошибки в описании сражений, и это они, в современной России, пытались и пытаются вывесить портреты "великого" вождя на улицы наших городов.
Обида у автора-фронтовика, который не дожил до нынешнего позора, только на несправедливость.

Из мемуаров Стученко А.Т.

В ночь на 22 февраля дивизии заняли исходное положение. Атаку предполагалось начать после одночасовой огневой подготовки.

Всю ночь крупными хлопьями валил снег. В 8 часов утра из-за снегопада артиллерийскую подготовку мы начать не смогли и перенесли ее на 9 часов. Снегопад продолжался. Артподготовку перенесли на 9 часов 30 минут. А снежные хлопья все падают и падают. В десяти — пятнадцати метрах ничего не разглядеть. Несмотря на это, командарм подал сигнал: начать артподготовку. И она началась...

Такой артиллерийской подготовки, наверное, никому больше за всю войну видеть не пришлось. Все было скрыто густой пеленой падающего крупными хлопьями снега. Ни о каком наблюдении за результатами огня не могло быть и речи. Звуков разрывов мы почти не слышали, их глушил мягкий пушистый снег. К концу артподготовки стало ясно, что танки атаковать не смогут из-за абсолютного отсутствия видимости.

Дан сигнал пехоте: «Вперед, в атаку!» Бойцы тяжело оторвались от земли, выбрались из траншей и пошли, утопая по пояс в снегу, — лыжи в то время были только в лыжных батальонах и у разведчиков. Проделанные за ночь проходы в минных полях и проволочных заграждениях противника занесло. Обозначавшие их вехи оказались заметенными снегом или поваленными. Пехота, достигнув проходов, не смогла их найти в непроницаемом белом месиве.

Гитлеровцы, почуяв недоброе, открыли заградительный огонь. Начался тяжелый бой. Каждый шаг давался дорогой ценой.

К полудню 87-й гвардейский полк ворвался в первую траншею и на участке около восьмисот метров захватил ее. К этому времени снегопад стих. В атаку были брошены танковая бригада и лыжный батальон капитана Костырева. Батальон насчитывал четыре сотни человек. Это были замечательные лыжники-бойцы. Сердце забилось от восторга, когда они, рослые, стройные, ловкие, проходили на лыжах мимо наблюдательного пункта дивизии. Через несколько минут лыжники внезапно, почти без потерь, прорвались в глубь вражеской обороны и в шести — восьми километрах от переднего края захватили деревню Лескино, откуда еле унес ноги штаб одного из немецких полков. Закрепившись в деревне, лыжники начали вести разведку, донося обо всем в штаб дивизии по радио и поджидая подхода своих частей. Но лыжная бригада не последовала за лыжным батальоном. Командарм отменил ее ввод в прорыв. Пусть это будет на его совести.

Напрасно я, задыхаясь от волнения, уговаривал Черевиченко разрешить ввести в бой приданную мне лыжную бригаду, настаивал двинуть в прорыв и остальные лыжные бригады. Если бы на это решился командарм, исход боя был другой: несомненно, был бы полный успех. Лыжные бригады расширили бы прорыв и позволили использовать его не только двум атакующим дивизиям, но и всей армии. Этот бой мог перерасти в крупную операцию, в результате которой ржевско-вяземская группировка немцев была бы разгромлена, а не улизнула, как это случилось десятью днями позже.

Связавшись с начальником оперативного отдела полковником С. Н. Переверткиным, я умолял его убедить командарма не менять ранее принятого решений и позволить мне использовать бригаду для развития успеха на Лескино и далее на Гжатск, нацелив туда же остальные лыжные бригады. Каждая минута промедления смерти подобна! Разговор шел по телефону. Семен Никифорович Переверткин пользовался у командарма большим доверием. Это и учитывал я, обращаясь к нему со своей просьбой.

— Обстановку понимаю и слежу за ней, но что я могу поделать? — взволнованно ответил он. — «Хозяин» не идет на это решение. Боится, не будет успеха.

— Товарищ генерал! — дергает меня за рукав начальник артиллерии дивизии полковник Н. Н. Великолепов. — Глядите, что делается с нашей танковой бригадой.

Бросив трубку, смотрю в сторону противника... «Американские подарки» идут с черепашьей скоростью, причем больше буксуют, чем движутся. Многие уже застряли в глубоком снегу, и вражеская артиллерия расстреливает эти громоздкие неподвижные цели. Пытаемся своим минометно-артиллерийский огнем подавить пушки противника, но полностью это не удается, и танки один за другим вспыхивают факелами. Застрявшие, лишенные маневра машины с места ведут орудийный огонь до тех пор, пока сами не становятся мишенью и гибнут.

В это время группа бойцов третьего батальона 87-го гвардейского полка, возглавляемая заместителем командира батальона по политической части старшим лейтенантом Веселовым, захватила рощу, которая начиналась за первой траншеей и вдавалась на триста — пятьсот метров в глубину обороны противника. Эта группа храбрецов была немедленно отсечена минометным и артиллерийским огнем, и усилить ее было невозможно. Пытавшиеся продвинуться к ним боевые порядки несли серьезные потери и вынуждены были залечь. Заняв круговую оборону, гвардейцы остаток дня и всю ночь удерживали захваченные позиции. Утром враг перешел в контратаку. Численное превосходство было явно на стороне немцев. Две роты фашистов, ведя непрерывный огонь из автоматов, двигались к роще, обтекая ее со всех сторон. Подпустив врага на близкое расстояние, гвардейцы ударили из станкового и трех ручных пулеметов, из автоматов и винтовок. Потеряв много солдат убитыми и ранеными, немцы дрогнули и залегли. Вскоре они повторили атаку и снова были отброшены. Девять атак отбили в этот день гвардейцы. К вечеру в строю осталось только семь советских бойцов. Но ни у кого не было даже и мысли об отступлении. Делили последний сухарь, бережно подсчитывали и экономно тратили подходившие к концу боеприпасы, трогательно заботились о раненых товарищах. Геройски погиб заместитель командира 2-й роты по политической части лейтенант Попов, до последней минуты не выпускавший рукояток станкового пулемета. Пал смертью храбрых старший лейтенант Кривенко.

Семь героев-гвардейцев — старшие лейтенанты Веселов и Басанов, сержант Орлов, младший сержант Степанов, красноармейцы Дублик, Кузнецов, Нургалиев — решили сражаться до последнего патрона.

К концу второго дня боя их радисту удалось наконец установить связь с командным пунктом полка. Веселое сообщил командиру полка майору Кошелеву о сложившейся обстановке и о местонахождении своей группы. Ночью в рощу все же удалось пробиться старшему лейтенанту Шептунову со своей ротой. Были эвакуированы раненые, доставлены продукты и боеприпасы.

Преодолевая сильное сопротивление врага, отбивая яростные контратаки гитлеровцев, лыжный батальон с ходу занял населенный пункт Лескино, перебил находившийся там фашистский гарнизон и захватил трофеи. Дерзкий рейд лыжников вызвал переполох во вражеском стане. Немцы приняли самые решительные меры, чтобы обезопасить свои тылы. Из Гжатска и других пунктов они подтянули резервы, в частности перебросили на автомашинах батальон финских лыжников. Создав подавляющее численное превосходство, враг предпринял одну за другой яростные атаки на деревню, где закрепился советский батальон. Действия пехотных и лыжных подразделений поддерживались девятью танками. Долго длился жаркий бой. Был дважды ранен командир батальона капитан Н. И. Костырев. Убит заместитель командира по политической части майор А. И. Соколов. Вышли из строя все командиры рот и их заместители. Погиб заместитель командира батальона по строевой части капитан Тимофеев. Несмотря на потери, гвардейцы мужественно и стойко отражали вражеские атаки. Дрались до последнего патрона, до последней гранаты, дрались врукопашную. Сражались и умирали как герои.

Мы, как могли, выручали лыжников огнем артиллерии. Я сам принимал по радио их заявки и отдавал соответствующие команды артиллеристам. После многих часов боя противнику все же удалось овладеть деревней Лескино. Кольцо окружения немцев прорвала только небольшая группа лыжников во главе с комсоргом батальона гвардии старшим лейтенантом Сафоновым. Этой группе удалось пробиться в расположение наших частей. Скупые записи радиопереговоров ярко повествуют о мужестве лыжников-гвардейцев и об их последних минутах:

— Немедленно откройте огонь прямо на нас! Дайте больше огня! Противник обходит нас со всех сторон.
— Даем. Укажите, где противник.
— До батальона немцев с танками движется из района Кузнечики. Дайте огонь на Лескино, особенно по южной и по западной окраинам.
— Даем огонь. Следите за залпом «катюш». Передайте Костыреву, что он награжден орденом Александра Невского. Товарищи поздравляют его. Где Соколов и Костырев?
— Соколов тут, Костырев ранен, он не с нами. Противник идет в атаку со всех сторон с девятью танками, дайте больше огня на нас!
— Даем. Как ложатся снаряды?
— Дайте больше огня!
— Даем! Даем!
— Танки от нас в ста метрах, загорелись крайние дома.
— Держитесь! Даем огня...
— Немцы ворвались в деревню, идет рукопашный бой... Их очень много...
— Держитесь, герои! Куда дать огонь?
— Дайте огонь на нас... Дайте огня... Дайте больше огня! Соколов требует огня на нас... Снаряды ложатся от нас далеко... Дайте ближе! Хорошо!.. Теперь хорошо!..
— Еще огня!..

В 18 часов 30 минут в эфире раздался шум, выстрелы, крики...

— Товарищи!.. Умираем за Родину!..

Немецкая речь перекрыла голос радиста... Все смолкло...

Не в силах сдержать слезы, приказываю собрать огонь всей артиллерии и обрушить на деревню.

Но не все тогда погибли. Через два дня после этого боя в расположение дивизии с небольшой группой лыжников ценой неимоверных усилий прорвался комсорг батальона Сафонов. Он рассказал о героической гибели батальона. А еще спустя много лет из редакции «Красной звезды» и Воениздата мне переслали два письма, которые очень взволновали меня.

"Уважаемая редакция!

В конце апреля 1942 года я был направлен для прохождения дальнейшей службы в 29-ю гвардейскую многоорденоносную стрелковую дивизию, командиром которой был тогда генерал-майор Стученко. Осенью, примерно в сентябре — октябре 1942 года, в дивизии начал формироваться отдельный лыжный батальон, командиром которого был гвардии капитан Костырев заместителем командира батальона по строевой части гвардии капитан Калянов и заместителем командира батальона по политчасти гвардии майор Соколов.
В ночь на 23 февраля 1943 года батальон перешел передний край и ушел глубоко в тыл противника. На рассвете он достиг одного населенного пункта (названия не знаю, примерно километрах в восьми от города Гжатск), выбил из него неприятеля и занял круговую оборону. Весь день 23 февраля батальон поистине героически отбивал бесчисленные атаки фашистов, и с наступлением сумерек его не стало. В живых остались около двадцати раненых, которые были захвачены в плен. После гибели батальона автор этих строк долгое время находился в немецком тылу и вернулся в свою регулярную армию из партизанского отряда, но попал уже не в 29-ю дивизию, а в 54-ю. Уважаемые товарищи! Со дня гибели батальона прошло много времени, но я не могу забыть его подвиг. Я помню многих рядовых и офицеров. О них обязательно нужно рассказать, но мне необходимы дополнительные сведения. Я был бы искренне рад и благодарен Вам, если бы Вы помогли найти мне хотя бы самое скромное начало, за что бы я мог уцепиться, с чего начать. Я не сомневаюсь, что где-то хранятся подробные сведения об этих людях, но где они, куда мне обратиться — не знаю. Быть может, редакция не откажется сообщить мне адрес бывшего командира 29-й гв. стрелковой, дивизии генерала Стученко? Я помню, генерал Стученко до последнего момента, пока не разбита была у нас последняя рация, держал связь с батальоном. Он смог много бы рассказать о гвардейцах-лыжниках. Очень прошу редакцию помочь мне связаться с ним. С искренним уважением, Черепанов.".

С Григорием Ивановичем Черепановым, работником ГРЭС в городе Али-Байрамлы в Азербайджанской ССР, мы сейчас переписываемся. Наша с ним мечта — сделать подвиг лыжного батальона известным всему советскому народу. О нем пишет сейчас сам Черепанов.

В начале 1967 года было получено еще одно письмо:

"Здравствуйте, уважаемый Андрей Трофимович!

Много лет прошло, почти четверть века, после нашей совместной борьбы с общим врагом — с гитлеровской Германией, и мне пришлось вспомнить 23 февраля 1943 г. Тогда вы командовали 29-й гвардейской дивизией, которая входила в 5-ю армию. Отдельным лыжным батальоном командовал капитан Костырев. Я в это время был в составе 2-й роты в должности старшины (ротой командовал лейтенант Леонтьев). Нельзя забыть суровых дней и тяжелых испытаний отдельного лыжного батальона в деревне Лескино на подступах к Гжатску. Солдаты клали свои головы за то, чтобы нынешнее поколение жило мирно и счастливо, за это боролись гвардейцы-лыжники, истекая кровью бились до последнего патрона. Это вам хорошо известно. Я в это время был дважды ранен, двое суток ползал по лесу, попал в плен... Жена получила извещение, что я убит, но мне все же довелось вернуться на Родину. Сейчас я работаю, живу по адресу: г. Новохоперск, Воронежской области, ул. Карла Либкнехта, 25. Мне пришлось побывать на месте сражения у д. Лескино, где беседовал с жителями деревни. Получил два письма: одно из краеведческого музея, другое — от профтехучилища № 8. В письмах меня просили рассказать о героическом подвиге гвардейцев-лыжников, что я и сделал. Мне написали, что лыжникам построят памятник, в этом году, как павшим героям Отечественной войны на подступах к Гжатску. С приветом к вам, Лапунин".

.

А вот так это событие описали немцы:

"Mitten in diese Vorbereitungen greift der Russe vom 22. bis 27. Februar mit sehr starken Kräften an, es gelingt ihm aber lediglich ein Einbruch im Divisions-Abschnitt von 500 m Breite und 400 m Tiefe. Eine Bereinigung erfolgt nicht mehr, da der Raum sowieso aufgegeben werden soll. Bei einem dieser Angriffe mit Unterstützung von 40 Panzern, Pak und Artilleriefeuer schießt ein Unteroffizier von der 14./GR 111 mit seiner 5-cm Pak allein 11 Panzer ab. Kurt Lottner kehrt erst wenige Tage vor Beginn der Ausweichbewegung auf die Büffelstellung zu seinem Regiment zurück. Er wird sofort zum Schließen der Einbruchslücke eingesetzt, kann aber nur abriegeln. Durch die dünn besetzten Stellungen seines III. Bataillons sickert im Schutze der Dunkelheit unerkannt ein russisches Schneeschuhbataillon, welches erst bei Leskino - 4 km hinter der HKL - durch andere Kräfte der Division gestellt und vernichtet wird (später werden 320 gefallene und 30 gefangene Russen eines Garde-Ski-Schützen Bataillons gezählt)".

.

P.S.

"Через восемь дней, после гибели лыжного батальона, войска 5-й армии под Гжатском вновь перешли в наступление, вернее, в преследование отступающего противника. Как только полки дивизии перевалили за передний край, мы послали группу автоматчиков в Лескино со слабой надеждой застать в живых кого-либо из лыжников. Тщательно осмотрели сожженную деревню. Отчетливо сохранились следы недавнего боя. Бойцы увидели безжизненные тела своих доблестных товарищей. Соколова и Костырева среди них найти не удалось. В одной из землянок лежал тяжело раненный командир взвода лейтенант Иваницкий. Немцы забросали землянку гранатами. На раненого лейтенанта упал убитый боец. Ворвавшись в землянку, гитлеровцы для гарантии обстреляли тела советских бойцов из автоматов и ушли. Они не заметили, что один из лыжников жив.

О мужестве советских лыжников рассказали жители Лескино и окружающих деревень, где сражались наши бойцы. Одна женщина со слезами говорила о том, как на ее глазах фашисты пытали «молоденького солдатика в белом халате» (все наши лыжники были в белых маскхалатах).

- Изверги все чего-то у него допытывались, били, стреляли в него. А он, бедненький, сожмет кулаки и молчит. Замучили они его, проклятые, а он так ничего и не сказал, ни одного слова.

К сожалению, все наши попытки установить имя этого героя не дали результатов."